Золотое платье Жюльет Бинош и День взятия Бастилии под конец в Авиньоне
25 июля 2011 года

Завершающийся во вторник 65-й Авиньонский театральный фестиваль во второй половине решил разобраться с дамами, представив трилогию "Женщины" по трагедиям Софокла и "Фрекен Жюли" Стриндберга с Жюльет Бинош, а также отпраздновать, наконец, день взятия Бастилии.

ПУБЛИКА И БАСТИЛИЯ

Гости Авиньона всегда готовы к неожиданностям, которые здесь чаще всего приятные. То прямо к столикам ресторана подойдет четверка немолодых отважных шахтеров в атласных черных халатиках, и ну намекать на соблазнительный стриптиз в их спектакле Ladys night. То за углом кукольный человечек вдохновенно играет Шопена, а через минуту смело скользит по канату. То вдруг все огни вечером погаснут, а народ потянется на набережную Роны. Оказывается, в Авиньоне "по климатическим причинам", как объяснила администрация, главный французский праздник День взятия Бастилии с 14 июля перенесли на неделю позже. Сильные грозы мешали фейерверку, а как без него? И вот, через неделю, пока фестивальная публика разбрелась по спектаклям, авиньонские жители с детьми и домашними питомцами высыпали на набережную в ожидании отложенного праздника. Двадцатиминутный фейерверк был и вправду роскошен. Ради этого зрелища даже на час перенесли начало шестичасового спектакля Важди Муавада (Wajdi Mouawad) "Женщины" по трагедиям Софокла "Трахинянки", "Антигона" и "Электра". Склонность Муавада к эпическим жанрам московским зрителям стала понятна еще из его постановки "Пожары" в театре Et Cetera. В Авиньоне для марафона из трех трагедий ему предоставили уникальное пространство бывшего песчаного карьера Бульбон. Отвесные высоченные стены, тысячи зрителей в амфитеатре, реальные небесные светила показались режиссеру необходимыми и достаточными условиями для ночных скорбных медитаций, однако далеко не все поклонники театра смогли пройти это испытание до конца.

ЖЕНЩИНЫ И АВИНЬОН

От Жюльет Бинош вообще никаких сюрпризов не ждали. Актриса в театре не играла давно, но, кажется, публика влюблена в нее настолько, что ей достаточно просто ходить по сцене, чтобы срывать овации. В роли капризной, неудовлетворенной, страстной стриндберговской фрекен Жюли в одноименной постановке Фредерика Физбаха (Frederic Fisbach) она была органична, пластична, жива и бесконечно обаятельна. Публика ею откровенно любовалась. Было очевидно, что она сыграла бы эту роль мощно. Но Физбах, похоже, любовался ею не меньше публики и даже не собирался предлагать какие-либо задачи, кроме как "просто ходить". В стерильно-белый современный интерьер он выпустил Бинош в золотом платье. И на драму ускользающей молодости актриса слегка намекала без всякой помощи режиссера и, главное, партнера. Николя Бушо, игравший роль лакея Жана, увлеченного Жюли, - опытный театральный актер. Со своей стороны, он самозабвенно вставал в картинные позы, играл голосом, но и декорацию, и блистательную (в прямом, "золотом" смысле слова) партнершу и, тем более, танцующую среди белых березок в глубине сцены массовку воспринимал как фон для себя, на который и внимания-то обращать недосуг. А потому нервная, порой трагическая пьеса Стриндберга смотрелась просто скучной. Неожиданность, что не говори.

По сравнению с "Мадемуазель Жюли" Физбаха спектакль берлинского театра Шаубюне "Кристин, по фройляйн Жюли" (Kristin, nach Fraеulein Julie) был чисто режиссерский.

Одна из самых сегодня заметных английских режиссеров Кети Митчелл (Katie Mitchell) в немецких театрах ставит свои лучшие спектакли (один из них - постановку кельнского театра "Волны" по роману Вирджинии Вульф осенью покажет в Москве фестиваль "Сезон Станиславского"). Настоящим соавтором ее интерпретации стриндберговской пьесы стал оператор-постановщик Лео Уорнер. Зрителям показывают "кухню" съемочного процесса - и одновременно на большом экране его результат. В этом публика уподобляется Кристин - служанке фрекен Жюли, которая также видит "кухню" жизни своей хозяйки. Ее глазами и увидена эта история. Ритм и интонацию задает одинокая виолончель Хлои Миллер. На авансцене два рабочих стола. За одним работают две дамы, производящие все шумовые эффекты: скрип двери, звяканье стаканов, звуки шагов и кипящего чайника. На другом готовят "крупные планы" всех предметов, "играющих" в спектакле. Актеры, операторы, рабочие сцены двигаются совершенно бесшумно и выверенно до долей секунды. Декорация вывернута к зрителям изнанкой. Сцена нашпигована камерами. Простушку Кристин играют сразу две актрисы. Многословные диалоги фрекен Жюли и Жана слышны короткими фрагментами, теми, что застала или подслушала Кристин. И так же, как Кристин, мы сразу понимаем, к чему идет дело. На сцене - настоящий, почти иллюзионный и очень живой театр, а на экране - подлинная драма в бергмановском духе. Крупные планы удивительных боттичеллиевских глаз рыжеволосой Луизы Вольфрам (Жюли), соблазняющие и страдающие одновременно. Виноватые оглядки Тильмана Штрауса (Жан). Дрожащие губы Кристин. Проблеск лезвия ножа, убившего канарейку. Режиссеру удается соединить зрительское любопытство со зрительским же искренним сочувствием. И это, пожалуй, самая приятная неожиданность завершающегося Авиньона.